Надя вяжет

Часть третья, в которой Бивень улыбается, а Черный Читатель душит Эмму Леопольдовну.

-Да не хватай меня за руку, мне больно! 

-Прости, прости, как мы с тобой разминулись?! Вернулся домой, вспомнил, что забыл диктофон и побежал на работу. Кто знал, что ты придешь?

-И часто твои так?

-Да нет, вчера тебе просто «повезло». Отцу в отпуск ходить нельзя, сразу в запой.

-А что, соседи ничего не слышали? Там пальба была как в боевике! Никто милицию не вызвал, да?

-Тата, дом нежилой совсем, две трети квартир пустуют, кто на вахте, кто на «материк» уехал,  у кого есть куда уехать. А кто и слышал, не захотел ввязываться, потом крайним останешься. 

-Гриш, просто скажи мне: что ты здесь делаешь? Тебя с универа турнули на третьем курсе? 

-На четвертом…

-Без разницы, можно же восстановиться, может уже не на философский факультет, на журфак например…Иван Карлович поможет, у тебя серьезные публикации и в областной газете, и в московских…А помнишь ты говорил, что  есть профессор, завкафедрой или что-то в этом роде, фамилия грузинская кажется…

-А ты что здесь делаешь?

-Я сейчас про тебя…

-Я здесь имя себе делаю. Знаешь, сначала ты работаешь на имя, потом имя работает на тебя. Я пустым в Москву не поеду. Вот раскручу одну тему…

-Ты поэтому в Оратукан ездишь и на ГЭС просишься?

-Ты чего орешь, люди уже смотрят!

-Да нет здесь никого!

В зале краеведческого музея и правда никого не было. Расположенный на втором этаже поселкового дома культуры, музей сиротливо ютился в двух комнатках. История и быт народов Севера, первые переселенцы, золотоискатели, советский период, первый учитель поселка, первая школа-интернат для детей оленеводов, сталинские репрессии,- музей по крохам собирал всего понемножку. Со стенда с фотографиями «Легендарная трасса Аляска-Сибирь» на спорящих усмешливо смотрели люди в летной форме: командиры, штурманы, бортмеханики. 

Гриша достал диктофон и начал в него что-то бормотать,нашептывать.

-А ты меня зачем сюда позвал? - Таша еще дулась.

-Да надо полосу к годовщине создания нашего третьего перегоночного авиаполка написать. Не знаю как начать…Вот послушай: «Наш участок трассы был самым тяжелом. Полет над горами и Оймяконским полюсом холода длился до четырех часов. Экстремально тяжелые условия…Покорители северного неба…» -  Нет, не то… Подбрось что-нибудь!

-Ну не знаю: «Это они приручали северное небо, а небо приручало их.

Земля подставляла им спину, а эти ребята 

укатывали ее ледяной хребет и иногда навечно оставались между позвонков чудовища вместе с обломками самолета. Им, конечно, ставили памятники, а они застенчиво улыбались оттуда сверху.» И не забудь добавить:

«Это им толстая мразь сказала, что Север «не рентабелен». Прямо глядя в обмороженные лица…» Вряд ли напечатают, конечно.

-Да, я уже слышал… Закрывают значит Север. Как там у Данте нашего Алигьери?  Кажется предатели попадают в девятый круг?

-Слушай, я еще не дочитала до девятого. Там черт ногу сломит, надо каждую строчку читать с комментариями.

Гриша покопался в сумке, достал книгу, почесал взлохмаченную голову:

-Так, восьмой: сводники, церковные торгаши, прорицатели, еще лукавые советчики, зачинщики раздора… Вот, девятый круг: «обманувшие доверившихся, предатели родных, предатели Родины и единомышленников». Нашел! «Так, вмерши до таилища стыда и аисту под звук стуча зубами синели души грешных изо льда…Потом я видел сотни лиц во льду…»

От холода синели? Или это перевод такой? Причем здесь аист? 

-Все, убирай Данте своего! А это кто? - Таша показала на фото улыбающегося мужчины в кухлянке и с камерой в руках. 

-Знаменитый Дмитрий Дебабов, военный корреспондент, всех полярников снимал, летчиков. В молодости в театре играл.  А вот вся команда в сборе. Напротив нашей поселковой гостиницы.

-Представь, людей надо собрать, построить на групповое фото, всем некогда. Они нехотя выстраиваются рядами, чертыхаются про себя, подначивают друг друга и ты будто слышишь:

-Дим, давай быстрее, сил нет столько времени умное лицо держать!

-Отставить! Выполняем указания фотографа! 

-Товарищ справа, вы так в историю и войдете с закрытыми глазами!

-А у него они только на красивых женщин открываются!

-Дмитрий Георгиевич, а вы правда у Эйзенштейна играли?

-Товарищи, давайте посерьезнее! Человек тут не развлекается! Для дела надо!

-Партия прикажет, и ты Гамлета сыграешь!

-Наташ, помнишь ты говорила, есть знакомый геолог, ты можешь мне с ним встречу устроить? 

Тата осеклась и поплотнее укутала горло шарфом. Холод в зале становился все ощутимее и захотелось в тепло.

-А я в МГУ играл в театральной студии! - Гриша 

 развел руки и закружил по залу, вытягивая свою и без того длинную шею: «Идет без проволочек, и тает ночь, пока над спящим миром летчик уходит в облака! Он потонул в тумане, исчез в его струе став крестиком на ткани и меткой на белье.» Ты слышишь нарастающую барабанную дробь? Это же не стихи, а транс!

Прекрасно видя, что Гришка пытается замаскировать очередную просьбу игрой в «самолетики», Тату  все же затянуло в воздушный вихрь  ночного полета:

-Надеюсь, что из театральной студии тебя выгнали с позором. Чего ты завываешь как привидение?   Надо быстрее, четче, слушай ритм, будто постепенно пульс учащается: «И страшным, страшным креном другим каким-нибудь неведомым вселенным повернут Млечный путь. В пространствах беспредельных горят материки… В подвалах и котельных не спят истопники!»

 Гриша выпустил шасси,  мягко сел на посадочную полосу, плавный разворот и пропеллер резко выдохся.

-Согласна. «Ночь» требует напряженного ритма! Я слышала в записи голос Пастернака. Почему-то поэты всегда читают свои стихи ужасно. - Маленькая худенькая  женщина с короткой мужской стрижкой, темным лицом и кругами под глазами наверное присутствовала здесь с самого начала, но незримо, как экспонат, не привлекающий внимания посетителей, но без которого вся экспозиция рассыплется. 

-Розалия Рифатовна, я к вам, как договаривались! - Гриша сделал лицо просителя.

-У меня группа через минуту! Или тихонько внизу ждите, или к экскурсии присоединяйтесь!

Музейный зал быстро заполнялся разношерстной публикой. Среди ярких курток-«алясок», рюкзаков, разноязычного говора вальяжных уверенных в себе людей с полными сытыми лицами выделялась дама в короткой белой шубке. Средних лет, сухая, тонкогубая  и горбоносая, с выверенными жестами и птичьей посадкой головы она явно была здесь на особом положении как почетная гостья на детском празднике. Рядом мельтешил переводчик, всячески стараясь угодить.

-Гриш, а кто это? - показав на даму, Тата смутилась, увидев, что гостья обратила на нее внимание.

-Это то ли бельгийская принцесса, то ли дальняя родственница того самого принца Линя, которого Перов спас. 

-Какой Линь,  какой Перов?!

Розалия Рифатовна кинула учительский взгляд в сторону Таши и продолжила:

-Виктор Перов, легендарный полярный летчик, в 1942 году был назначен в Якутск командиром авиаэскадрильи четвертого перегоночного авиаполка Красноярской воздушной трассы. Протяженность трассы с Аляски через Берингов пролив шесть с половиной тысяч километоров.

-А можно  спросить?- Таша подняла руку. - То есть с Аляски до Полыньчана перегонкой занимался наш третий авиаполк, а в Сибирь летали уже пилоты четвертого, эскадрилья Перова?

-Да, все верно, всего было перегнано на фронт около восьми тысяч самолетов для оснащения 250 боевых полков. Виктор Перов лично перегнал более 300 истребителей. Отдельный стенд, уважаемые гости, у нас посвящен спасению полярной экспедиции в Антарктиде, где в 1958 году потерпел крушение самолет с бельгийцами. После нескольких дней напряженных поисков в Кристальных горах экипажем Перова были обнаружены сначала следы экспедиции, а потом и сами участники. Обессиленные, со стертыми в кровь ногами, уже без надежды на спасение…

Чуть отойдя в сторону Таша вдруг почувствовала усталость и почему то раздражение. Может быть виной тому были туристы, от которых веяло большими деньгами, свободным временем, самоуверенностью. «Они ведут себя в гостях как хозяева, а мы, у себя дома, немного стыдимся обстановки, скромного угощения, натужно улыбаемся, стараемся угодить» -недовольство все больше охватывало и заставляло колоться шерстяной шарф. Шея чесалось, из заштопанных торбас опять высунулись нитки.

Розалия Рифатовна слегка покашливая теребила пальцами правый карман самовязаного  жакета как заядлый курильщик, который нащупывает пачку с сигаретами. 

-Как известно в составе экспедиции был бельгийский принц Антуан де Линь . Позднее в знак благодарности принц, чья родословная восходит к участникам Крестовых походов, пригласил Перова в свое поместье в Бельгии. Все участники спасательной экспедиции  награждены государственными наградами королевства Бельгии. Интересный факт: среди спасенных был геодезист Лоодст, которого в 1945 году бойцы Красной Армии спасли из Освенцима… - экскурсовод подталкивала группу в палеонтологический зал, чтобы передать там директору музея.

«Ну да, с неба опять приземлились русские  и говорят Лоодсту: «Братишка, да тебя без присмотра оставить ненадолго нельзя!» - Таша подошла к Розалии Ренатовне, жадно курящей в углу на лестничной площадке.

-Знаю, что хочешь спросить. Это Мария, фамилию не выговорю, баронесса, директор благотворительного фонда. Сейчас много всяких фондов развелось. Этот финансирует исследования, связанные с покорением севера, в том числе и Магаданской области. Она кажется в родстве и с королевской династией Линь, и с Ротшильдами, так что недостатка в средствах нет. 

-А с кем это Гриша разговаривает? Просто шкаф какой-то!

-Майкл Лоуренс, из Онкориджа, американец. Не пойму, что им здесь всем надо. Приезжает уже раз третий. Скупает за доллары бивни, кости мамонтов. Ну и кличку получил - Бивень.

-А это законно?

-Наталья, я тебя умоляю! Посмотри вокруг - в стране бардак! В районном центре золотодобывающего региона шляются иностранцы всех мастей, никому нет дела.  Все законно, все можно. А теперь Крайний Север   просто решили закрыть за ненадобностью. Помнишь как у Пушкина: «Зато читал Адама Смита и был глубокий эконом, То есть умел судить о том, как государство богатеет, и чем живет, и почему не нужно золота ему, когда простой продукт имеет…» Мы то ладно, жизнь прожили, вас молодежь жалко. Все, давай, приходи, у нас много всего интересного. Мне еще чай с важной мадам пить, улыбаться, а сил сегодня что-то нет… 

Наталья уже спускалась по лестнице, как ее перехватили Гриша с Майклом. Поражали весомость и уверенность в каждом жесте американца. Он как-будто очертил вокруг себя широкий круг, и все единогласно согласились с тем, что всё, что в радиусе этого круга - территория американского посольства, где незримо реял звездно-полосатый флаг.  Со значением открыл новенький рюкзак, с шиком достал бело-красный блок «Винстона», выпрямился во весь рост. Взгляд чуть насмешливый, но не нахальный, лицо полнокровное, с розовым румянцем под загаром, крепкие кисти рук с хваткими пальцами. 

-Приглашаю випить кофе! - Майкл дружелюбно улыбнулся. 

-Какой кофе, Майкл? У нас тут чай или водка! Вы  на Колыме! - Тата удивилась, что гость шпарит по-русски почти без акцента.

-Тата, ты чего завелась?! Пойдем у Зураба в ресторане посидим, поболтаем. Майкл ищет компанию поехать на Третью фабрику, бензин оплачивает. Ему  все интересно, давай проявим гостеприимство! - Гриша явно не ожидал такой реакции.

-А у меня сегодня вечер семейного чтения! Толстого вслух читаем, «Анну Каренину», сцену где Кити плачет, прочитав дневник Левина перед свадьбой. Мама расстроится, если не приду. Семейные традиции нарушать нельзя. Пока!

Наталья быстро и зло шагала в сторону библиотеки, ругая себя за несдерженность . Опять маленькие радости жизни пронеслись мимо. Можно было бы сидеть в ресторане, картинно курить, щурить загадочно глаза, интересничать,  рассуждать о российско-американской дружбе. Пить польский ядовито-зеленый ликер. Неплохая  компания, живое общение, все вежливые и милые, но что-то стояло в горле комом.  То ли слова невысказанные, то ли  день не задался. А может просто чувство, что тебя используют. По-дружески, тепло, но используют. Хотя мы все пользуемся друг  другом в этой жизни.

Что особенного? А почему Третья фабрика? Один из самых страшных колымских лагерей? Как они собираются туда добираться? Что там смотреть кроме вышек, нагромождения черных бревен лиственницы фабричного корпуса и пустых развалившихся бараков… А потом оправдываться за тоталитарное прошлое, застенчиво разводить руками и лепетать, что теперь то все по другому, мы открыты прямо настежь, и двери, и окна. Милости просим! Если надо, и крышу разберем, по досочкам, до самого конька…Чтобы страшно сквозило по всему дому, до озноба, до горячего лба. Таша поежилась и ускорила шаг. 

В библиотеке было тихо-тихо, рабочий день заканчивался, стояла уже наряженная елка, но без Деда Мороза, его сожрали крысы еще летом, а на нового денег не дали. 

Мама озабоченно посмотрела на Ташу:

-Ты чего смурная такая? 

-Замерзла. Чай есть?

-И чай, и блины фаршированные. Раздевайся! Сегодня ночью опять Черный читатель приходил. Душил Эмму Леопольдовну, чуть живая осталась, собирается увольняться.

Мама обожала в последнее время рассказывать этот библиотечный фольклор, как про себя называла эти душераздирающие истории Тата. 

Черный читатель душил исключительно Эмму Леопольдовну, полную даму  с одышкой и янтарными бусами на шее. Янтарь впрочем украшал и толстые пальцы, и длинные мочки ушей, и запястья с детскими складочками -перемычками на пухлых ручках несчастной жертвы. Остальные сотрудницы слышали только «командорские»  шаги и подозрительный шум в хранилище. Всех объединяло одно: с сегодняшнего дня хранительницы культурного наследия наотрез отказывались дежурить по ночам.  «Всё, девочки, я такого страху натерпелась, врагу не пожелаешь! Шаги такие тяжелые, гулкие, и к тебе приближаются. А ты ничего сделать не может, горло пересыхает! А потом наваливается и все!» - Эмма Леопольдовна в который раз живописала пережитую ночь. Уже все разошлись, из слушателей остались только Тата, мама ушла проверять дверь в подсобку.

-Я знаю кто это! Это Аккуратист! Наш бывший читатель, умер месяц назад. Сгорел от окурка у себя в доме. Только головешка осталась. Вот он и почернел… Так всегда книги вовремя сдавал, историей увлекался, одет чисто, хотя без жены жил,  такой педантичный. В читальном зале подолгу сидел… А что ему делать? Ни семьи, ни детей, только читай.Теперь ходит неуспокоенный…»

Тата потянулась за третьим блинчиком и с тоской вспомнила, что сегодня до пол-ночи писать материал об истории района. Тамара Федоровна уехала в Магадан и попросила об одолжении: «Ташенька, не в службу, а дружбу. Я не успеваю, а ты быстро все сделаешь! А я добрые дела помню! Вот все здесь в папке: статьи, вырезки, интервью. Давай, детка, пока!» Судя по увесистой папке работы было дня на три… Но тоска подступала не от предстоящей писанины, под которой будет стоять чужое имя, а от чего-то другого, предчувствия и неизбежности нехорошего и злого.