Надя вяжет

Часть шестая, где Полишинель открывает свои секреты.

-Наталья, зайди ко мне! - в дверном проеме строго блеснули очки Ивана Карловича.

Редактор с трудом закрыл рассохшуюся раму окна.

-Прокурили весь кабинет, теперь долго не выветрится. Дверь прикрой хорошенько! По истории района материал готов? Тамара Федоровна ушла в отпуск, на «материк» улетела. Бери ее темы временно. По юкагирской культуре надо что-то написать. Например, особенность языка, связь с эвенским, якутским, финно-угорским. В Магадане будет конференция по этнографии народов Крайнего Севера, полетишь через две недели, надо осветить. Вообще выбери свою тему и копай! Хватит в Гришкой шушукаться по углам, кладоискательством заниматься!

-Иван Карлович! 

-Наталья, не обижайся. Мне без вашей самодеятельности хватает проблем. В поселке работает комиссия по вертолету. Погибли иностранцы. В администрацию на ковер вызывают каждый день. Приезжали американцы, предлагали фильтр на котельную поставить. Мы им экологию в Анкоридже нарушаем! Позорище просто…

-Так газета причем? Пусть в администрацию идут!

-А мы, журналисты, по их мнению должны создать общественное мнение! Они думают у меня здесь частная лавочка! Независимая пресса! Да у них самих сроду никогда не было свободы слова! Запомни, девочка, журналист в любой стране не просто деклассированный элемент, а  вошь на гребешке! Сегодня ты ползаешь, а завтра тебя керосином потравили. Кофе будешь?

-Да, спасибо! - Наталья насторожилась. Не к добру весь этот задушевный разговор. 

-Тут еще эта баронесса, черт ее подери, нанесла визит. Мария фон Лейбниц кажется…Предлагает помощь своего фонда в разработке тем сталинских лагерей. В память о жертвах. Весь кофе на нее извел, а нет, немного осталось! А я очень не люблю делиться хорошим дорогим кофе и информацией. Жадный стал. И осторожный.

Редактор скреб ложкой по дну банки с кофе, будто надеялся проскрести дырку и через эту камеру обскура увидеть невидимое и познать доселе непознанное.  Карлович вдруг снял очки и Наталья увидела глаза очень уставшего человека.

-Раньше такое даже представить себе нельзя было… Все хотят посетить Третью фабрику. Я понимаю, что у них  принято экскурсии в концлагеря устраивать. В Германии например…

-И что?

-Сказал этой мадам, что это наши мертвые. Наши. И мы сами будем их хоронить и сами помнить. Без чужих денег и без чужого любопытства.

-Я пойду? - разговор получался тяжелым.  У Таши  в прокуренном кабинете начала гудеть голова. 

-Книгу дашь почитать, которую Ирина тебе на поминках дала? Давно на французском ничего не читал. Не жалко?

Наталья даже не удивилась, и принесла из своего стола «Незнакомца».

-И что она тебе сказала? 

-Да ничего, помянули Сашу,  потом драка, потом… Сказала невпопад как-то: «Если бы не было Камю, то его стоило бы выдумать…»

-Работай иди!

Статья не выплясывалась. Закопавшись в газетные вырезки, тетради, исписанные чужим непонятным почерком, Таша отчаянно пыталась найти нить. Кто открывает новые земли? Экспедиции первопроходцев, посланные грозным и властным правителем? Ничего подобного. Они приходят уже на обжитые земли скотоводами. Да, именно скот заставляет двигаться людей в поисках новых кормов и земель. Приходят в конце семнадцатого века казаки на Колыму, а там уже якутские юрты и олени мох жуют. И давай русские дружить и торговать с якутами, эвенами и юкагирами. Без стрельбы, взаимного снятия скальпов, резерваций, а с коммерческой хитрецой, приглядыванием друг за другом, притиранием, пусть скубежом, но неизбежным перенятием ужимок, ухваток, охотничьего опыта и смешиванием крови. Где были бы русские геологи, однокашники, Билибин и Цареградский без якутского проводника Макара Медова? Вопрос… Другое дело, что русский купец, священник или геолог всегда чуть беспокойнее философски меланхоличного эвенского оленевода.  Вот этот зуд «а что если?» дал толчок к открытию Ольско-Колымского пути, по которому шли караваны грузов. А после срубили столетнюю лиственницу, перетянули металлическими обручами и вырезали на гордом дереве: «Ольско-Колымский путь открыт в 1893 году Калинкиным Петром Николаевичем и его женою Анисьей Матвеевной. Сей поставлен в 1903 год мая 25 дня». Вот так вот.

И про жену казак упомянул, потому что казачки они строгие, попробуй забудь. 

Но больше всех удивил народ иеромонах Парфений. На колымской болотине Полыньчана он умудрился выращивать капусту с картофелем. Весь русский восток изумился! Коллеги из газеты «Владивосток» в 1894 году так и написали, что иеромонах «производит опыты сельского хозяйства и огородничества». Копнул вечную мерзлоту, очистил делянку от костей и бивней шерстяных слонов и каких-нибудь львов пещерных,  а дальше только урожая жди, делов то!

Так, теперь про олово и золото. Сплошные «оло», заставляющие губы вытягиваться в дудочку…

-Таш, ты чего шепчешься? Поговорить надо. Только не здесь. Давай в ДК через час! - всклокоченная головы Гриши просунулась в дверной проем.

-Меня выгонят из редакции из-за тебя, пойду в кочегары. Вернее в кочегарки! 

От Гришки шел пар, торчащая шея  беспрерывно крутилась туда-сюда в поисках соглядатаев в пустынном и гулком фойе дома культуры, где когда-то проходили дискотеки и детские елки.

-Не было ее там, не было! У меня мент знакомый, он мне должен,сказал, что нашли женские останки!

-Тебе надо воды попить, успокойся!

-Не она это! Помнишь  у нее зубы щербатые были, ну не щербатые, а какие-то неровные. А тут нашли нормальные зубы… Это значит, что вертолет где-то садился на «точку». Забрать груз, кого-то высадить, других взять на борт. И она знала это, знала и готовилась! В квартире все чисто, она собиралась навсегда, а не на охоту съездить! Ты когда ее последний раз видела?

Таша пересказала разговор с Ириной. 

-Ты кому еще рассказала?

-Никому, Карыч  сегодня только спросил Камю почитать. Откуда -то знал, что книга у меня. 

Гришка схватился за голову и раскачиваясь провыл:

-Зачем ты все ему рассказала?! 

-Гриш, я сейчас ухожу и больше ты ко мне не подходи. 

-Ладно. Ты догадываешься кто она и зачем сюда приехала? Я не могу все рассказать, но Ирина должна была кое-что мне оставить. Это важная информация, это мое будущее, понимаешь? И не только мое.

Наталья поморщилась. Она опять против своей воли втягивалась в дурацкую игру, отдающую фарсом, площадным балаганом. Только вместо русского Петрушки здесь корчит рожи, пищит и веселит почтенную публику тряпочный Полишинель, сшитый из старой юбки какой-нибудь мадам Трефо.  И отказаться нельзя, как в детстве, чтобы не заподозрили в трусости и отщепенстве. 

-Наконец-то ты сказал правильные слова! «Мое будущее»! Я понимаю так: Ирина здесь что-то нарыла, по каким-то причинам не может этим воспользоваться, передает тебе. И где этот «клад»?

-В том то и дело, что она напрямую не сказала. Боялась, что раньше времени мне в руки попадет? Последний раз на поминках Хабаровского виделись, Мулата то есть, и говорит с усмешкой: «Как дела, Григорий? Помнишь, что у журналиста должны быть чистые руки и горячее сердце?» А мы с мужиками драку обсуждали,  и фраза эта была не к месту, не в жилу…

-А у Сашки разве не отцовская фамилия? Я писала про него как про Гольдмана. 

-Нет, он фамилию матери взял. Отец как репрессированный боялся  дать сыновьям  свою фамилию. 

-Да, профессор Леонид Иосифович Гольдман… Гриш, а ты случайно не в золотую тему влез? Жить надоело?

-Нет, покруче. Сейчас не про Сашку. Надо думать, что сказать она хотела. Давай так, сейчас расходимся, вечером встречаемся. Складываем Камю, чистые руки и ёшкиного  кота в одну кучу.

-Это Данте что ли ешкин кот?

-Давай без Данте, мы его и так затрепали по-дилетантски…

Через три часа, сидя в пустом кафе у Зураба, который протирал стаканы и сетовал на отсутствие посетителей, Гриша, спокойный и хладнокровный, напустив на себя лекторский вид, рассуждал:

-Большинство считает, что философия -это наука. Другие, что философия - это ящик с инструментами. Вопрос каким инструментом мы воспользуемся.

-Так кто на что учился, Гриш! 

-Наталья, не идет тебе все это… Давай сосредоточься! Берём в руки бритву Оккамы и ею орудуем. Интересные эти люди монахи-францисканцы! Еще у Умберто Экко в «Имя Розы»…

-Стоп, давай обратно к бритве.

-Итак, есть инструмент, как им пользоваться? С помощью метода редукционизма, то есть бережливости и экономии.

-В русском языке есть редуцированные гласные. Пишем «золото», говорим «золата». Так языку легче. 

-Вот именно. Надо все упростить, сократить дробь. Берем в руки бритву и отсекаем все лишнее. Давай, загружай!

-Альбер Камю, писатель-экзистенциалист. Бедное детство в Алжире, футбол, драные ботинки, в алжирском универе изучал философию, твой коллега, играл в самодеятельном театре Ивана Карамазова. У меня спецкурс за плечами по Достоевскому.

-Вот этого не надо, дальше!

-Дальше ты!

-В Париже пишет пьесы, статьи. Когда он все успевал? Работал в театре, парижских газетах, в сороковом пишет «Незнакомца» или в другом переводе «Постороннего». В начале войны выпускает роман «Чума», где прогнозирует развитие фашизма, потом участвует в Сопротивлении, автокатастрофа в 46 лет. Все не то, не то! Ищем сущность! 

-Ницше приплетаем?  Он сказал «Бог умер», студенты Сорбонны во время волнений написали «Ницше умер». Вообщем, все умерли. Одиночество человека, экзистенциальная тоска. Так как Бог умер, теперь все сами, грузитесь, берите ответственность, вину не на кого перекладывать. Человек свободен, но обратиться в случае чего теперь не к кому.

-Все не то! Применяем принцип «Я вижу то, что я вижу». 

-Или слышу то, что я слышу! - давай хоть чая закажем, уже в горле все пересохло! -  Наталья поскучнела, жалея десять раз, что оказалась внутри этого кроссворда, застряв в одной из пустых клеточек, как в тюремной камере.

-Герой романа сидит в камере, отказывается от исповеди…

-Наташ, ты сейчас что сказала? 

-Герой сидит…

-Нет, до этого!

-«Я слышу то, что я слышу!»

-Повтори фразу, которая сказала со значением Ирина!

-Если б не было Камю…Теперь по-французски! 

-Так, “vivre” - жить, «exister” - существовать, экзистенция. Давай поставим на паузу. Что с чистыми руками?

-Я сначала дурак думал, что это намек на полицейскую операцию, которая в Италии сейчас проходит. Там борьба с коррупцией, сицилийской мафией началась еще в 80-х.  Телевизор смотришь? Судебные процессы, аресты политиков, крупных полицейских чиновников.  А потом вспомнил Мулата, как он руки мыл до крови… И понял, что чистые руки -это не метафора. Это просто чистые руки!

Так. «Если б не было Камю, то…»

-Если б не было тебя, то я бы на футбол пошел, я напился бы пива в умат, за полночь домой пришел! - Зураб с улыбкой, приятным голосом с грузинским акцентом напевая русский вариант знаменитой песни  французского шансонье,  поставил натертые до блеска стаканы.

-«Et si tu ńexister pas…”  Котельная! Книга лежала в котельной, на столе, нет, она взяла ее с полки над умывальником! Нет, рукомойником! Где руки моют! Сначала там календарь был с японочками в кимоно. А потом…

-Потом она Джо Дассена повесила, Виталик с кочегарки еще угарал: «Ирка нас ревнует к японским девкам, календарь выкинула. Или думает, что мы ее дразним, у них тоже у всех зубы были кривые. В Японии это сексуально считается».

-А ты откуда знаешь?

-Погнали в котельную!

В теплой и по-своему  уютной котельной у громадной печи с открытой заслонкой, забравшись на верхнюю ступень сидел Иван Карлович в элегантнейшем свитере цвета слоновой кости с закатанными руками и неторопливо сжигал какие-то стопки бумаг. Рукомойник валялся  на полу, обнажив безнадежно пустую дыру в стене.Рядом стоял верный Палыч, трезвый, свежевыбритый и даже благостный.